Томас Фридман. «Мир после» будет к нам добр, если мы об этом позаботимся
Существует мир до коронавируса и мир после коронавируса. Пока мы даже не начали понимать, как будет выглядеть «мир после», но вот некоторые тенденции, которые я наблюдаю.
Неизвестные неизвестные
В 2004 году я написал «Плоский мир» — книгу о третьем (после великих географических открытий и удешевления производства и транспорта) этапе глобализации. Глобализацию 3.0 обеспечили технологии, ее результатом стало создание плотной сети межнациональных связей и глобальное сотрудничество — теперь любой процесс затрагивает всех, и все мы, независимо от места рождения, оказались на одном «ровном игровом поле».
Но с тех пор наш мир стал не просто еще более плоским и взаимосвязанным, сегодня мы взаимозависимы — во многих отношениях до степени слияния.
Это обеспечило значительный экономический рост. Но это также значит, что любая проблема, возникшая где угодно, теперь способна распространяться по миру быстрее, дальше и глубже, чем когда-либо. Итак, кто-то съел больную летучую мышь в китайской закусочной. И через несколько недель все школы в моей стране закрыты, а я отпрыгиваю от прохожих на шесть футов.
Собственно, поэтому кризис, вызванный коронавирусом, до сих пор не закончился.
Соучредитель Sun Microsystems Билл Джой сказал мне: «Последние несколько недель были довольно предсказуемыми в плане распространения пандемии. Но сейчас мы достигли точки, когда все наши системы безопасности отключаются непредсказуемым образом. Это неизбежно приведет к случайным и хаотическим последствиям — вроде проблемы медицинских работников, которым сейчас не с кем оставить детей».
Сила экспонент
Нам трудно осознать силу экспонент — наш мозг просто не в состоянии понять, как быстро 5000 подтвержденных случаев коронавируса в Америке могут превратиться в миллион, если мы не введем локдаун сейчас.
Билл Джой предложил простой способ объяснить экспоненциальную угрозу: «Вирус похож на ростовщика, который берет 25% в день. Мы одолжили $1 (первый случай коронавируса), и ничего не предпринимали 40 дней, теперь мы должны $7500. Если мы будем ждать еще три недели, мы будем должны почти миллион долларов».
Вот почему мы должны предпринимать максимум усилий каждый день, чтобы замедлить развитие пандемии, и тестировать всех, кого только возможно. Вот почему единственные цифры, за которыми я сейчас слежу, — это не ставки Федеральной резервной системы, а соотношение количества пациентов с COVID-19 в критическом состоянии и количества коек в реанимациях больниц общего профиля. Если второе число будет соответствовать первому, когда эпидемия достигнет пика, у нас все будет в порядке. Если этого не произойдет, у нас будет апокалипсис.
Обратная экспонента
Но существует еще одна экспонента, которая может в конечном итоге нас спасти — закон Мура. Соучредитель Intel Гордон Мур в 1965 году обнаружил, что мощность компьютеров удваивается каждые два года. Положительная сила экспоненциальной инженерии может помочь нам быстро найти способ лечения коронавируса и получить вакцину.
Как написал директор Института техники и технологии Таксилы Нитин Пай: «Наши возможности в сфере обнаружения и диагностики патогенов, разработки вакцин растут по экспонентам, подобным закону Мура».
Но найдем ли мы решение достаточно быстро?
Как отметил Гаутам Мукунда, научный сотрудник Центра общественного лидерства при Гарвардской школе Кеннеди, «у нас до сих пор нет вакцины против ВИЧ и малярии — двух распространенных заболеваний, с которыми мы боролись годами. Безусловно, наука рано или поздно научится разрабатывать новые вакцины на лету, но пока это все очень, очень сложно».
Другая культура
Наша политическая культура может измениться прежде, чем это закончится.
Профессор Университета Мэриленда, автор книги «Почему им можно, а нам нельзя? Откуда берутся социальные нормы» Мишель Гельфанд и ее коллеги несколько лет назад опубликовали в журнале Sciense статью, где была приведена классификация стран с точки зрения того, насколько принципы свободы являются приоритетом для правительств. «В таких строго регулируемых обществах, как Китай, Сингапур и Австрия, существует множество правил и ограничений, регламентирующих социальное поведение. В этих странах власти широко используют технические возможности для отслеживания поведения граждан. Свободные культуры, такие как США, Италия или Бразилия, имеют куда более либеральные правила, которые носят скорее рекомендательный, чем обязательный характер».
Мишель Гельфанд пишет, что эти различия не случайны: «Страны с самыми строгими законами и наказаниями — это страны с историями голода, войн, стихийных бедствий и, да, эпидемий тоже. Эти страны прошли сложный путь и пришли к выводу: жесткие правила и порядок спасают жизни. А культуры, которые столкнулись с относительно небольшим количеством угроз, такие как США, могут позволить себе роскошь остаться в стороне от жесткого управления».
По словам Мишель Гельфанд, совершенно очевидно, что регулируемые общества, такие как Сингапур и Гонконг продемонстрировали наиболее эффективный ответ на COVID-19. В то же время отсутствие координации и безрассудство политиков, которые отказывались признавать опасность вируса или вменяли политические мотивы тем, кто требовал активных действий, усугубили риски для всех нас. Поэтому мы должны сейчас подумать о порядке и управлении, и в этом смысле я — за изменение нашей политической культуры ради того, чтобы спасти нас всех.
Этика и солидарность
Возможно, мы этого не замечаем, но сегодня все меры, которые принимаются местными и федеральными чиновниками, отражают нечеткую этическую позицию относительно того, как мы — люди, сообщества и нации — решаем, что лучше для большинства из нас. То есть как мы можем максимизировать общее благо наименее бессердечным способом.
Как объясняет политический философ, профессор Гарварда Майкл Сандел, общее благо заключается в том, как мы живем вместе в обществе. Речь идет о наших этических идеалах, о преимуществах и о жертвах, которые мы готовы принести друг другу.
Подумайте о двух символических лозунгах пандемии: «социальная дистанция» и «мы вместе», говорит Майкл Сандел. В обычное время эти лозунги указывают на конкурирующие этические принципы — разделение и сближение. Но чтобы пережить пандемию, нам нужно то и другое. Нам нужно физически отделить себя от наших друзей и коллег, чтобы защитить всех и предотвратить распространение вируса.
Эти лозунги подчеркивают два разных подхода к общему благу: идти в одиночку, когда каждый защищает сам себя, или же стремиться к солидарности. Наша неготовность к пандемии говорит об отсутствии солидарности в нашей социальной и политической жизни. Особенно это касается неадекватной американской системы общественного здравоохранения и отсутствия всеобщего доступа к медицинскому обслуживанию и оплачиваемому отпуску по болезни. Из-за этого внезапный ритуалистический призыв быть вместе звучит пусто.
Благо и дарвинизм
Еще один этический вопрос — идея выработки коллективного иммунитета, которая вызвала множество дискуссий, особенно в Великобритании, прежде чем был введен локдаун. По мнению Майкла Сандела, эта стратегия — бессердечный подход, напоминающий социальный дарвинизм, идею выживания самых приспособленных.
«Я предсказываю, — говорит Майкл Сандел, — что вскоре мы услышим анализ затрат и выгод, показывающий, что стоимость жизни, спасенной социальной дистанцией, слишком высока, чтобы сохранять эти ограничения. Этот чисто утилитарный подход далек от идеала солидарности, который предполагает, что мы одинаково заботимся о тех, кто слаб и уязвим, и о тех, кто силен и крепок. Хотя, конечно, я понимаю, что эксперты от здравоохранения имеют в виду менее суровый сценарий».
Поэтапная стратегия
Существует менее радикальная, поэтапная стратегия.
- Первый этап — глобальный локдаун в течение двух недель, чтобы дать возможность проявиться симптомам у тех, кто болен. Часть людей сможет выздороветь дома, некоторые будут госпитализированы.
- Второй параллельный этап — максимально полное тестирование, которое поможет понять, какие регионы и возрастные группы сильнее всего затронуты.
- Третий этап — после появления необходимых данных постепенное возвращение к работе здоровых иммунных работников и сохранение ограничений для групп риска до тех пор, пока не будет «все чисто».
Сторонники такой стратегии также думают об общем благе. Они утверждают, что наличие у людей работы и общее состояние экономики также являются проблемой здравоохранения. Если миллионы людей потеряют бизнес, на создание которого они положили жизнь, мы получим эпидемию самоубийств, отчаяния и зависимостей, которая затмит эпидемию коронавируса.
Ясно одно: нашей эпохе нужна экономика, которая обеспечивает всеобщий доступ к медицинскому обслуживанию, оплачиваемый отпуск по болезни для всех работников и экономическую поддержку тем, кто теряет работу — из-за пандемии, технологий или других обстоятельств, не зависящих от них.
Если мы будем помнить об этике, солидарности и необходимости помочь тем, кто пострадал, мы сделаем «мир после» куда более дружелюбным по отношению к нам всем.
Источник: The New York Times 24.03, The New York Times 17.03